Неуживчивые. "Новая газета", 11 ноября 2013 года.

Источник: http://www.novayagazeta.ru/society/60875.html

Автор: Екатерина Фомина 

 

Школа Святого Георгия в очередной раз переезжает — сбились со счета. Иногда приют им дает Детская библиотека на «Октябрьской». Но чаще — за аренду помещения приходится платить родителям. Так и сейчас: приехали в двухэтажный домик во дворах «Красносельской». Наверное, и здесь ненадолго. Местные уже взбунтовались, испугавшись соседства. Потому что в этой школе учатся особенные дети.

Справка «Новой»

Школа Святого Георгия Победоносца основана в 1994 году. Не является государственной, не получает спонсорской поддержки. Зарегистрирована как юридическое лицо, поэтому не является общеобразовательным учреждением. Предоставляет услуги по обеспечению досуговой деятельности. Существует за счет добровольных пожертвований родителей. Помещения снимают как частные арендаторы. Переезжали больше десяти раз. В планах — собрать подписи родителей и преподавателей и обратиться с письмом к руководителю департамента образования, чтобы стать полноценным учебным заведением с юридической точки зрения.

Особенные — это те, кто не ужился в обычной школе. С задержками в развитии, легкой стадией аутизма. Здесь считают, что «неуживчивый ребенок» — это противоестественное сочетание слов. Учителя убеждены: каждый ребенок несет в себе определенную задачу, нужно помочь ее раскрыть и воплотить. Рассчитывают, что человек сам себя сформирует, надо его только разжать. Поэтому диагноз не важен. Здесь учатся и здоровые ребята. Сюда их приводят родители, которым нравится вальдорфская* система образования. Все вместе ходят в походы, ставят спектакли. Никого не выделяют.

Программа — это интересы детей. Им разрешают быть такими, какие они есть. Без внешних рамок все особенности — характеры, предпочтения, страхи, любовь-нелюбовь — выходят наружу, и видно, с чем работать. Здесь нет оценок. Дети сами себя хорошо оценивают, иногда даже строже, чем надо. Здесь по фамилиям друг друга не знают, только по именам, и к доске здесь не вызывают по журналу.

В новом здании на одной стене — дерево с разноцветными листьями. Весь коридор должен превратиться в лес. Если не выгонят. Вот следы последнего переезда. В коробках наспех собранные керамические самолепленные горшки; десяток гуашевых соечек — рисовали в зоопарке с натуры; сшитые из лоскутов мячики, которые можно гонять на переменах, не боясь разбить окна…

Школа не может получить лицензию, потому что нет постоянного помещения. А без этого нельзя. Ученики формально прикреплены к городским школам, пишут там каждую четверть контрольные работы, а учат их — у Святого Георгия.

С 1994 года, уже почти 20 лет, все держится на Нине Алексеевне Микоян. Она директор, но относятся к ней как ко второй маме, бывает, так и называют.

Без этой школы не было бы сотни судеб. Мы собрали истории детей, у которых все было бы по-другому без Школы Святого Георгия.
 

Даня, 4-й класс. Мама Арина:

— Это пятая Данина школа. Он быстро уставал, ему было тяжело высиживать уроки, не успевал записывать. Притом что голова у него умнейшая, фантастическая память. Интеллектуально опережал свой возраст, а поведенчески запаздывал.

Директора открыто говорили: ваш ребенок болен, ничего, кроме спецшколы, ему не светит, должны с этим смириться. Мы прошли всех психиатров, врачей, говорили: идите проверяйте голову. На руках были все заключения, но диагноз не ставил никто.

Мне удалось найти психиатра, кандидата медицинских наук, которая одна из первых в СССР занялась проблемой аутистов. Раньше их смешивали с шизофрениками, думали, что это одно и то же. Она осмотрела Даню, проговорила часа три. Исключила диагноз «шизофрения», который все пытались навязать, сказала, что Дане нужен контакт с учителем, ему нужны доверительные чувства. Плюс поставила «синдром Аспергера» — легкую стадию аутизма.

Сюда нас взяли. Первые полгода ушли, чтобы научить Даню сидеть на уроке. К середине третьего класса он начал обращать внимание на то, что происходит там. Начал заниматься с удовольствием английским, немецким, рукоделием, которое было для него совершенно невозможно раньше: сразу взрывался.

Мне показалось, что он настолько окреп, что я его отдала в кружки. Он сам выбрал: ракетомоделирование, астрономию и парусный спорт. Он может все. Они ходили с классом в гончарную мастерскую. Когда я увидела его горшочек, была готова расплакаться. Это какое-то совершенство! И он с таким восторгом об этом рассказывал: берешь глину, своими руками создаешь. В столярной мастерской он потихоньку делает деревянный корабль, это важный процесс долгой и кропотливой работы.
 

Даня:

— Я хожу на ракетомоделирование. Ну модели ракет я там делаю, разумеется. Сначала, как всегда, из ватмана — первая учебная модель. Вырезается прямоугольник, склеивается на оправке ПВА; потом двигательный отсек — такой же прямоугольник, только меньше; потом делается головной обтекатель — и приделывается к посадочному стаканчику; потом это вставляется внутрь — модель готова, можно делать систему спасения, чтобы она не разбилась… А, не! Про стабилизаторы забыл! Первую свою ракету я еще не запустил: в то время, когда запуски, у меня яхт-клуб всегда. Да, я хожу на яхтах. Да, прям по-настоящему! Еще на астрономию хожу. Физиком хочу стать, но кружка по физике там, к сожалению, не было.
 

Елизавета Викторовна, бабушка третьеклассника Никиты и первоклассника Савелия:

— Первый класс Никита ходил в обычную школу — ни друзей, ни толком с учебой не получалось. Мама и папа у нас — инвалиды, шизофрения. Я как-то начала замечать: когда мама и внук садятся за уроки, наступает дикое нервное напряжение. Никита начинает вопить, что он идиот, ничего не понимает и ничего не может, начинает заикаться. В стандартной школе же как: программа, учитель-машина, дети — стойкие оловянные солдатики. Эта система никакого отношения к детям не имеет! Школу эту я нашла в интернете и себя ругала, что так поздно.

Здесь все обучение идет через образное восприятие. На чистом листе буквы рисуются, создается их образ, они собираются в слова. Ребенок начинает, где ни попадя, читать все сам, мне его не приходится подталкивать. Интерес к обучению есть. Проходили сантиметры — так мой по всей квартире бегал с линейкой. Принес сделанный своими руками домик фанерный, а глаза у него горят.

В классе все ребята со своими особенностями, в обычной школе они были бы изгоями. Первую четверть первого класса учительница учила их просто работать вместе, общаться. Класс очень дружный. Я здесь посидела на двух уроках. Я просто поразилась: классная успевает всех видеть — и каждому дать индивидуальную порцию общения. Парень, третьеклашка, самостоятельно занимается. В интернатах снижают порог для таких детей, здесь же они наравне со сверстниками. Хочется сесть в этот класс и учиться.
 

Валентина, бабушка третьеклассника Игоря:

— Задержка речи была, слова проговаривать Игорек не мог. Хотела его даже в школу-интернат для детей с нарушениями речи отдать. Повезло, что не успела.

Они же здесь нормально общаются, переживают друг за друга, помогают. К концу первого класса и учительница начала понимать речь Игоря, хотя это было трудно.

Ходим мы на прыжки в воду в «Олимпийский». Игорь занимается карате, ходил в летний лагерь с ребятками. Он с ними общается, его никто не дразнит. Не знаю, как было бы в общеобразовательной школе. Я его не отличаю от других, он у меня такой же, как и все.
 

Игорь:

— Музыка, английский, немецкий мне нравятся — все нравится! Но рисование — самый любимый предмет. Что скажут, то и рисую. Скажут: рисовать ежика — рисую. На рукоделии было вязание: я связал змейку как мой рост, даже еще длиннее чуть-чуть, крючком!
 

Тамара Никитична, бабушка третьеклассника Лени:

— Вы не поверите, мы за 5 тысяч километров сюда приехали — из Иркутска. И я рада. У нас диагноз, и нам сразу сказали: мы с такими детьми не работаем. Диагноз мы скрываем, столько принес нам проблем… Два года ходил в школу, но, что называется, не попал под крыло. Постоянно смотрел исподлобья, потому что его не приняли. Нам сказали: он больной ребенок, его нельзя держать с детьми, это опасно для них. А он это почувствовал!

Он здесь открылся. Конструкторы им раздают, и они электрические схемы собирают.

Стоило проделать такой путь, чтобы Леня почувствовал себя человеком.


Маша, мама третьеклассницы Саши:

— Опыт обычной школы со старшими детьми меня не впечатлил, хотелось, чтобы ребенок сам хотел идти в школу и не было бы трагедии каждое утро.

В этой школе принято вести себя, как тебе комфортно. Например, ходить посреди урока, скорее ты привлечешь внимание неподвижным сидением.

Мой племянник пошел в первый класс обычной школы — видно, что ребенок перестал рисовать, как раньше, теперь у него стереотипные рисунки. А все потому, что учительница сказала: «Что за ужас ты нарисовал, никому не показывай!»

В школе медленно начинают, на чувственном восприятии. Но к третьему классу уже идут по программе обычной школы. И еще: я не знаю фамилий Сашиных одноклассников, здесь всех называют по имени.
 

Саша:

— Мне очень нравится лепка и живопись. Мы делали рисунки к Библии, как появляется свет. Картинка у меня получилась сине-фиолетово-рыже-желто-лимонная.


Ирина, мама второклассника Севы:

— У сына легкая форма раннего детского аутизма. Честно пытались пойти по официальному пути — пошли в ресурсный центр. Нас засунули в коррекционный класс — 9 детей, по одному за партой. Продержался ровно 4 дня. Меня вызвали к директору и сказали: «Шли бы вы к умственно отсталым».

Нам предложили надомное обучение: три раза в неделю после уроков по сокращенной программе заниматься с преподавателем. Я сначала сказала «да», но потом подумала: во второй половине дня у нас музыкальная школа, где мальчик делает успехи. Первое, что приходит педагогам в голову, когда необычный ребенок приходит, — его не так воспитали. Педагогам проще с теми, кто пусть даже соображает похуже, но делает то, что он него требуется.

Сева больше года проучился здесь, я вижу, как он движется, становится более теплым, проникновенным, отзывчивым, меньше похож на ежика в штанишках. Забираю отсюда мальчика спокойного, умиротворенного. Сейчас даже пугаю его: не ляжешь спать — не пойдешь завтра в школу. Действует!

Вещи, для нас простые, могут представлять для них сложность. Проще решить задачу, чем подержать сумку одноклассницы. Он очень долго не понимал, почему я отвечаю людям на улице: «Зачем ты разговариваешь? Мы же не знаем этого человека!» Я, будучи мамой двух детей, получила педагогическое образование. В колледже всех отговаривают писать курсовые, дипломы по аутистам. Мол, по ним мало литературы. Так откуда специалистам взяться?
 

На переменке. В пустой класс прибегают третьеклашки.

Света: Я хочу стать пилотом. Самолета, конечно, чего ж еще!

Саша: Раньше я хотела стать фотомоделью, а теперь хочу других фотографировать.

Тимур: Я сначала хотел быть фокусником, потом милиционером, потом еще кем-то… я по телевизору видел, как фокусы делают.

Света: Фокусы — это иллюзии!

Тимур: Ничего подобного! Я могу достать ниточку и спичку так — чик! У вас есть спички? Я еще знаю фокус «Танцующие спички».
 

Седьмой класс

На перемену решили не выходить. Сидят в кабинете географии — на стенах уже успели развесить карты.

— А некоторые из других школ пришли сюда. Даже в библиотеке учились. С проспекта Мира нас выгнали.

— Вы знаете, мы и в метро учиться можем.
 

На чай к Нине Алексеевне

Ни кабинета директора, ни учительской в школе нет. Поэтому последний выпуск собирается в пустом классе. Обнимаются, расспрашивают друг друга. Кто где учится, работает…


Ира, выпускница, учится в МГППУ, факультет журналистики:

— Мама умерла от рака у меня на глазах. Это осталось в подкорке где-то, угнетало, но за 4 года в этой школе вырос вполне нормальный человек. Меня никто сюда не приводил, я сама пришла.

Человека здесь не будут клепать по стандарту. Школа помогла мне пережить трудные моменты и войти в жизнь верящей, что, возможно, все выйдет, как надо. Если постараться.

Мы ведь все набраны из государственных школ, но мы там не выдерживали: нас там прессовали или еще что-то. Школа подразумевает, чтобы человек был волевой. Занимался не из-под палки. А палкой здесь никто бить не будет.

Для меня это фактически уже дом, с Ниной Алексеевной можно поговорить на любые, даже личные темы.


Андрей, выпускник, учится на экономиста:

— Школа отличается приоритетами. В общеобразовательной на первом месте — вбить программу. А у нас программа как таковая формируется в процессе, под человека. Самый главный приоритет — дети.

Я пришел из общеобразовалки, там я не общался в принципе ни с кем. Общался со своей книгой Толкиена, своей музыкой, а своей ногой общался со всеми остальными — метко пинался из-за книжки. Притаскивал меч, рапиру боевую. Вместо звонка прикалывался и включал «Рамштайн». Бить никого вроде не бил, но орал очень громко. Меня доставали, я оборонялся. Когда я пришел сюда, такой ситуации даже не возникало. Вообще сначала я перешел из общеобразовательной в киношколу. Но и там не пошло. Мотанул автостопом в Азов — с девушкой и лучшим другом. Но нас поймали.

В итоге эту школу я нашел сам, в интернете. Пришел в 13 лет, злой, в гриндерах. Здесь поспокойнее мне стало, отпинываться необязательно — перестал!

Единственного ученика отсюда выгнали за мои годы. Был мальчик, который повредился разумом, я знаю его историю семейную, а другой одноклассник над ним издевался, в общем, перегибал палку. Я знаю много историй в общеобразовательных школах, там не сделали бы ничего. У нас сразу заступились ученики, мы не хотели, чтобы дошло до учителей… Здесь больше человечности и меньше формальностей. Нет четкой формы, которой ты обязан следовать. Все по-домашнему, нет внешнего напряга, кричат, конечно, но абсолютно не обидно, оправданно.

Гости доедают гречку, которую сварили на обед на все классы. Столовой здесь нет. Родители готовят в больших кастрюлях на всех.

— Мы все были уверены, что пойдем в педагогический и вернемся сюда уже в новой роли, — говорит Ира. Вдруг Андрей спохватывается:

— А по флейте у вас есть кому учить? Нина Алексеевна, вы берете меня на работу? С универом договорюсь, и хоть пару дней в неделю буду вести у вас!
 

*Вальдорфская система обучения основана на чувственном познании, образном мышлении, сопереживании. Основной принцип — предоставление возможности ребенку развиваться самостоятельно, в собственном ритме. В течение нескольких недель изучают «эпоху» — один предмет. Помимо стандартного ИЗО в таких школах ходят в гончарные мастерские, лепят, вяжут, строгают — вне зависимости от пола. Отсутствует строгая дисциплина.



Источник: http://www.novayagazeta.ru/society/60875.html